Проблема реальности в искусстве является одной из основных проблем нашей художественной жизни. Многие художники 70-х — начала 80-х годов делают основой своего творчества жизненное правдоподобие, ищут решение художественных задач в максимальном приближении к натуре. В этой тенденции, достаточно сложной и противоречивой, главным декларируемым принципом выдвигается обращение к традициям, причём не только к традициям большого реалистического искусства, но и к традициям «салона» (интерес к которому вспыхнул в последние годы во всем мире) — хотя и рядившегося в реальные одежды, но по сути глубоко враждебного реализму.

Противоборство искусства жизненной правды — и искусства, скрывающего под внешним правдоподобием внутреннюю фальшь; - искусства образно значительного — и целиком исчерпывающегося сходством с натурой; искусства реальности чувств — и искусства реальности морщин и пуговиц — это противоборство, проходящее через всю историю художественной культуры XIX-XX веков, в наши дни особенно обострилось. Оно требует очень ясных принципиальных позиций и от художников, и от искусствоведов; делает разговор о реализме насущно необходимым.

Борьба в искусстве решается не теоретическими спорами, но практикой самого искусства. Творчество Бениамина Басова, представшее перед нами на недавно прошедшей выставке, — веский аргумент в пользу искусства настоящей жизненной правды, яркая демонстрация тех неиссякаемых сил, что таятся в подлинной реалистической традиции.

Вглядываясь в работы Басова, проникая в мир его образов, в художественный строй его графики и живописи, можно понять, что такое настоящая реальность в искусстве и как разительно отличается она от пассивного буквализма, весьма активно, впрочем, утверждающего себя на выставках.

Кое-кто и по сей день склонен упрощать смысл реализма, сводя его лишь к «похожести» и отказывая реальному искусству в праве на глубину, сложность, «подтекст». Между тем, первое отличие реализма от натурализма заключается в том, что если натурализм весь исчерпывается поверхностным слоем жизнеподобия, то у подлинного реализма под этим слоем таится глубина, подчас, ничуть не менее труднодоступная нежели сложность самого усложнённого искусства. Басова вовсе не так легко понять. Этот, казалось бы простой художник, совсем не прост. Подобрать «ключ» к его вещам, быть может, потруднее, нежели распутать какой-нибудь художественный «ребус».

Иллюстрация к повести Ф.М. Достоевского «Белые ночи»

С первого взгляда его творчество кажется предельно далёким от какой-либо затемнённости. Всё в нём читается ясно и свободно, будь то иллюстрации к «Бедным людям» и «Белым ночам» Достоевского, такие достоверные в изображении Петербурга с его дворцами и доходными домами, грязными лестницами и пустынным величием набережных; будь то сцены современной жизни в серии «Москва и Подмосковье» — точные и узнаваемые в своем «портретном» сходстве с действительностью. Кто не видел стариков, вяло сидящих на скамейках бульваров — точно таких, как «Пенсионер» Басова? Кто из людей, переживших войну, не помнит сцен, подобных тем, какие составляют сюжеты иллюстраций к «Судьбе человека» Шолохова, «Дому у дороги» Твардовского? Прощание, уход, бесконечные дороги, по которым бредут сорванные войной люди, рельсы и перроны полустанков…

Кто не встречал в жизни таких простых неприметных людей, как басовские Макар Девушкин и Варенька из «Бедных людей», доктор из «Палаты № 6»? Басов словно нарочно уходит от всего исключительного, экстраординарного. Он словно бы даже не выбирает— так обычны, скромны мотивы его живописных и графических пейзажей, так естественны сюжеты иллюстраций:  строго следующие за текстом сцены встреч Настеньки и Мечтателя в «Белых ночах»; многократно изображавшиеся и другими иллюстраторами «Бедных людей» похороны Покровского, сцена с шарманщиком. Не удивлюсь, если кто-то из посетителей выставки Басова воскликнет: «Да что ж такого в его творчестве? Я все это и сам знаю!»

Впрочем, вряд ли воскликнет. Уже при втором взгляде на работы Басова невольно ощущаешь: что-то тут не то; не та «узнаваемость», не та милая сердцу обывателя «похожесть», которая позволяла зрителю самодовольно ощущать себя вполне равным художнику. Прежде всего «не тот» художественный язык. В нём нет и следа мелочного перечисления, свойственного буквализму. Рисунок предельно точен, но это не точность ретушора, замусолившего картинку до полного сходства с фотографией, а точность мастера,  у которого каждая линия, каждое пятно попадают в цель, подчиняясь меткости глаза художника, силе его руки.

Сюжеты как будто случайны, а композиции продуманы, построены как архитектурное произведение, подчинены строгому ритму. Эта художественная построенность не только поднимает частный эпизод до картины большого образного обобщения, но и выявляет живую достоверность события, его подвижность, изменчивость. Фотографизм мёртв: пассивная фиксация натуры соотносится с реальностью не больше, чем восковая фигура с живым человеком. Жизнь может передать только искусство, способное отбирать и обобщать, переводить жизненные впечатления в художественное. 

Фронтиспис к повести Ф.М. Достоевского «Бедные люди»

Басов наделён этой художественной способностью в полной мере. Ничего случайного нет у него: тон, цвет, характер рисунка — всё раскрывает образный смысл глубоко, «изнутри», не прибегая к литературной описательности (без которой не живет натурализм), не нуждаясь ни в какой аффектации. Его работы, в особенности последних лет, не содержат не только аффектации, но избегают вообще всякой экспрессии, всякого внешнего обострения. Даже война предстаёт у него без всяких внешних аксессуаров трагедии вроде руин, сцен отчаяния или героического подъёма. Ничего нет труднее простоты в искусстве! Передать войну с помощью чёрных остовов домов, исступленных жестов и т. п. легче, нежели показать её только в настроении: в движении торопливо уходящих на восток солдат, потерянных среди просторов насторожившейся, затихшей как перед бурей русской природы; в жёстком ритме рельсов, перечертивших всё пространство ил-люстрации к «Судьбе человека» — и всю жизнь людей, — жены и детей солдата, чьи лица словно отодвигаются, отходят за край листа, как отодвигаются они в окне отъезжающего поезда.

Можно показать философскую сложность Достоевского с помощью усложнения искусства: смещений, метафор, символов. Но у Достоевского сложность извлечена из реальной будничной прозы, «пошлости», как называл писатель эту конкретную, до деталей достоверную подлинность изображённой им жизни. У Басова в его иллюстрациях трагедия создаётся не необыденными контрастами, а обыденной простотой, страшной своим бездушием, холодом по линейке расчерченных дворцов, серостью обезличенной и обесцененной человеческой личности.

Ощущение каждого, самого скромного «маленького» человека как личности, — и чувство беззащитности его перед лицом судьбы, одиночества в толпе людей — эта тема всей русской литературы, начиная с Пушкина и Гоголя, проходит через все иллюстрации Басова: от рисунка к «Смерти Ивана Ильича» Толстого, к темам литературы о войне и далее — к работе над произведениями Достоевского, затем Чехова, достигнув в «Палате № 6» быть может самого обнажённого звучания.

Иллюстрация к рассказу А.П. Чехова «Палата №6»

Несовместимость мира сумасшедшего дома с человеческим достоинством, с тем неповторимым «я», что заключено в каждом, передана с особенной силой, и как всегда у Басова, с предельной простотой. Не сразу поймёшь, почему так тоскливо, холодно становится на душе, при взгляде на обмякшую, опустившуюся фигуру доктора, почему так несомненна обречённость этого человека? Серая, грязная, словно смазанная фактура рисунка в сочетании с холодной чёткостью прямоугольников окон, коек, стен, повторяющих ритм тюремной решётки, создают очень точное эмоциональное настроение «окаянного» мира чеховского рассказа. И в этот убогий, но казарменно-самоуверенный мир вторгнут живой человек, удивительно знакомый каждому из нас — контраст, на котором строит Басов всю серию, добиваясь очень напряжённого звучания, раскрывая не сюжет повести, но глубокие пласты и «подтексты» образности Чехова.

Сложные философские идеи великой русской литературы Басов передает художественными средствами, используя всю силу своего свободного зрелого мастерства.

Из техники чёрной акварели, напряжённого столкновения чёрного и белого вырастает образ иллюстрации к «Смерти Ивана Ильича»: обрисованный плотной заливкой фона белый силуэт измождённого лица, жалкой вытянувшейся шеи, смятой подушки — и чёрный провал, куда устремлены глаза умирающего — зрительное воплощение толстовской мысли о никчемности человеческой суеты перед «чёрной дырой» смерти.

Басов художник глубоко русский. Россия зримо предстала на его выставке: её история не лубочный «стиль Рюсс», но трагическая правда русской жизни, увиденная сквозь творчество Толстого и Чехова. Предстала современность, столь излюбленная художниками «средняя полоса». Басову чужд снобизм, с которым иные пейзажисты, живописуя идиллию природы, отбрасывают всё, что в неё вторгается — всю ту  «технизацию», что внёс в жизнь не только городов, но и сёл XX век. Ритмы современной жизни создали свой пейзаж, отнюдь не идиллический — с железнодорожными складами, блочными домами окраин, сутолокой заводских строений...

У Басова жизнь предстаёт какая она есть: сложная, ничем не приукрашенная, часто буднично-прозаическая Он не спешит брезгливо отворачиваться от «засилия технизации»; не склонен он и её эстетизировать. Он берёт современность в её реальной правде,   заставляя думать и о неизбежности перемен, и о том, как подчас они трудны для человека... Россия Басова — это Россия тех, кто живет в таких вот стандартных домах, толпится на этих полустанках, день за днём пробегает по улицам, подчиняясь стандартам и ритмам современной жизни. Эту, часто совсем не романтическую действительность, этих очень обыкновенных людей художник показывает просто и серьёзно, иногда с грустью, всегда — с острой любовью и жалостью.

Художники 80-х годов ищут реальности. Что ж, очень хорошо. Только пусть уж это будет, действительно, реальность: не музейные подделки, не слащавое «ретро», не натурализм, прикрывающий правдоподобием волосков в бороде полное отсутствие образного смысла. Пусть это будет настоящий реализм — суровая и откровенная правда, искусство высокой художественной силы, какой всегда владели лучшие наши художники. Какой владеет Бениамин Басов.

М. ЧЕГОДАЕВА

Газета «Московский художник» № 23 от 4 июня 1982 г.

На аватаре: Б.М. Басов