Николай Иванович Дормидонтов (1898—1962) принадлежал к числу художников, для которых пафос борьбы становился могучим творческим стимулом. Чем напряжённее была жизненная ситуация, тем настоятельнее становилась его потребность откликнуться на происходящее своим искусством. Вероятно, именно поэтому Дормидонтов создал свои лучшие работы в трудные годы первых послереволюционных десятилетий и в испытаниях ленинградской блокады.

Великая Отечественная война застала Дормидонтова в расцвете сил и таланта. Он был участником крупнейших отечественных и многих зарубежных выставок, его работы уже вошли в собрания Третьяковской галереи, Русского музея, были приобретены коллекциями многих стран.

Из-за плохого зрения Дормидонтов не мог быть призван в армию. Тем более он считал себя обязанным сделать всё, что в его силах, для победы над врагом, оставаясь в родном Ленинграде.

С первых дней войны в городе стала ощущаться настоятельная потребность в страстном патриотическом слове, в призыве, выраженном средствами изобразительного искусства, а художников становилось всё меньше по мере приближения зимы: всё чаще умирали люди, увеличивалось число больных и ослабевших, многих эвакуировали в тыл.

Оставшимся пришлось заменить и фронтовиков, и больных, и погибших. Каждый делал больше, чем было в человеческих силах. Художники работали не только в городе, но и в действующих войсках, на партизанских базах и даже в глубоком тылу врага.

Дормидонтов был одним из тех, кто пережил в Ленинграде все 900 блокадных дней.

Жил он с женой и матерью в квартире на первом этаже огромного многоэтажного дома по набережной Фонтанки. На седьмом этаже, под самой крышей дома, находилась мастерская, где художник работал. Во время одного из обстрелов часть дома была разрушена, но квартира Дормидонтовых не пострадала. Мастерская тоже уцелела, но была разорена, погибло большинство хранившихся там работ.

Еще в июне 1941 года Дормидонтов был командирован в Гатчину для маскировки аэродрома, позднее включился в одну из агитационных бригад, работавших над огромными панно, предназначенными для установки на улицах города.

В бригаду, обосновавшуюся в мастерской художника Н. Кочергина, помимо Дормидонтова и хозяина мастерской, входили А. Любимов и II. Бучкин. На одном из панно, созданных этим коллективом, изображались партизаны в белых маскировочных халатах, подползающие к немецким окопам, на другом — группа партизан, подрывающих железнодорожные пути. Бригада распалась после того, как Кочергин, Любимов и Бучкин были эвакуированы из Ленинграда.

«...Николай Иванович имел в блокаду специальное удостоверение, дающее право зарисовок в черте города, — рассказывает вдова художника Татьяна Павловна Дормидонтова.— Это удостоверение по обстоятельствам военного времени у милиционеров и других должностных лиц вызывало законную настороженность: так необычно было видеть среди редких прохожих человека, который стоит с альбомчиком в руках и что-то рисует».

С этим удостоверением Дормидонтов приходил для работы на Кировский и другие заводы города. Сделанные наброски художник приносил домой, в единственную теперь в квартире жилую комнату, и пристраивался около окна с тоже единственным, чудом уцелевшим стеклом. «Он сидел на низеньком стуле, укутав ноги одеялом, — продолжает рассказ Т. П. Дормидонтова.— Когда темнело, зажигали коптилку, и при её свете продолжал работу».

Зимой 1941—1942 годов, больной и истощённый, художник начал работать над одним из своих лучших произведений — графической серией «Ленинград в блокаде».

Серия состоит из шести больших (примерно 60x80 см) листов, посвящённых различным моментам жизни осаждённого города. Почти каждый лист художник насыщает массой деталей и подробностей, стремясь к возможно большей точности и достоверности изображения. И хотя он никогда не был бытописцем, некоторые листы блокадной серии представляют собой подробное и обстоятельное изображение военного быта ленинградцев. Ведь самые обычные житейские заботы требовали в то время от жителей города большого мужества, а подчас и подлинного героизма.

Первый лист серии — «Зарево над Ленинградом». С выбранной Дормидонтовым точки зрения (он делал зарисовки из окна своей мастерской) открывается обширная панорама Ленинграда. Это — родной район художника — пересечение Фонтанки с Измайловским проспектом.

Только что вражеские самолеты бомбили город: повсюду видны следы разрушений, Ленинград охвачен пожарами. На переднем плане группы пожарных разбирают крыши домов, пробитых бомбами. Кроме пожарных людей не видно. Город словно затаился, огромный и насторожённый, израненный, но не убитый, грозный в своем безмолвии.

Н. Дормидонтов. Зарево над Ленинградом. Из серии «Ленинград в блокаде». Б., сухая кисть, цв. кар. 1942 г.

В другом листе серии, названном «Во дворе», Дормидонтов изобразил то, что наблюдал ежедневно, сидя у окна своей комнаты. Здесь, в занесённом снегом дворе, идёт совершенно особая, неведомая ленинградцам мирного времени жизнь. Медленно бродят закутанные во что только можно люди: кто-то с трудом тащит ведро с водой, кто-то пытается разломать на дрова оставшуюся мебель. Дружинницы выносят на одеяле завёрнутый в простыню труп. Дымят трубы буржуек, торчащие из забитых фанерой окон. В стене дома зияет пробоина — след снаряда.

Н. Дормидонтов. Во дворе. Из серии «Ленинград в блокаде». Б., сухая кисть, цв. кар. 1942 г.

Один из самых драматичных листов серии — «Очередь в булочную». Ночь. Жестокий мороз. Закутанные в пальто, платки, пледы женщины, старики и дети стоят неподвижно, не в силах отойти от двери, за которой их ожидает крошечный кусочек блокадного хлеба, означающий ещё один день жизни. Художник передает эту сцену с поразительной силой и убедительностью. Он не только наблюдал в дни блокадной зимы такие очереди, но и сам простаивал бесконечные часы у заветных дверей. В этом листе Дормидонтов впервые в серии использует цветной карандаш: голубые тени на снегу, голубоватый нарост изморози на оборванных проводах, цветные рефлексы на измождённых лицах усиливают ощущение холода.

Николай Иванович Дормидонтов «Очередь в булочную»

Сурово, мужественно звучит лист «Срочный заказ для фронта», выполненный Дормидонтовым по материалам, собранным на Кировском заводе. Огромный заводской цех с белыми от изморози стенами и свисающими с потолка ледяными «сталактитами» напоминает мрачную пещеру. Однако здесь, в холоде и мраке, работают ленинградцы, выполняющие срочный военный заказ. Отремонтированные их руками танки прямо отсюда, с Кировского, уходили на фронт.

Н. Дормидонтов. Срочный заказ для фронта. Из серии «Ленинград в блокаде». Б., сухая кисть, цв. кар., сангина. 1942 г.

Лист решён более обобщённо, чем изобилующая деталями и подробностями композиция «Во дворе». Впечатления огромного эмоционального напряжения, сверхчеловеческих усилий работающих на заводе Дормидонтов достигает многократно повторяемыми контрастами чёрных и белых пятен, затемнённых участков цеха и ярко освещённых, как бы выхваченных из темноты деталей.

В целом этот лист решён более живописно, чем другие работы серии. Неяркий свет морозного зимнего дня, проникающий в помещение через разбитую снарядами крышу, смягчает контуры предметов, пятнами ложится на броню танков, на пол и стены цеха. Своеобразие освещения побудило художника заменить линейный рисунок тоновым пятном и даже слегка подцветить лист сангиной, добиваясь большей живописности. Но и такое решение Дормидонтова, вероятно, не удовлетворяло, так как уже в следующем году он выполнил маслом новый вариант композиции, названной «Ремонт танков».

Н. Дормидонтов. «Ремонт танков» Холст, масло. 1943 г.

Осталась позади страшная зима. Пригрело солнышко, люди вышли на улицы, чтобы очистить их от накопившихся за зимние месяцы гор снега и грязи. Об этом Дормидонтов рассказал в листе «Очистка города». Как всегда, он предельно точен в характеристике места действия: показана набережная Фонтанки и угол дома, разрушенного бомбой, в котором жила семья художника. Внимательно передаёт Дормидонтов детали: каждая фигура, группа, да и вся композиция в целом выполнены им на основе предварительных натурных набросков и зарисовок.

Н. Дормидонтов. Очистка города. Из серии «Ленинград в блокаде». Б., сухая кисть, сангина. 1942 г.

Светел, оптимистичен заключительный лист серии «На набережной Фонтанки в августе 1942 года». Стремясь усилить его мажорное звучание, Дормидонтов слегка подцвечивает изображение жёлтым и коричневым карандашом.

Н. Дормидонтов. «Ленинград. На набережной Фонтанки в августе 1942». 1942 г.

Оживший летом 1942 года водопровод был большой радостью для ленинградцев. Около установленной на набережной временной колонки собрались женщины, чтобы постирать, помыть посуду, набрать воды для хозяйства. Среди них — жена и мать Дормидонтова. Вводя в композицию их фигуры, художник как бы стремится подтвердить жизненную, документальную точность изображения. Этот лист был особенно тепло встречен зрителями, критиками.

«Дормидонтов нарисовал картину «У воды», — писал критик Д. Заславский.— Но это уже совсем иная вода! Она бьёт из водопроводной трубы, за ней не надо спускаться по обледенелым ступеням к Неве или Мойке. Водопровод ожил! И оживают улицы».

Н. Дормидонтов. У воды. Серия «Ленинград в блокаде». 1943 г.

К серии «Ленинград в блокаде» примыкает, как бы завершая её, созданный Дормидонтовым уже в самом конце войны, в 1945 году, лист «Зима 1941— 1942 годов в Ленинграде».

Стремясь сблизить его с работами серии, художник сохраняет тот же размер, использует ту же технику. Однако, если в каждом листе серии отражался конкретный жизненный эпизод, то теперь Дормидонтов стремится обобщить свои впечатления, воссоздать не столько какие-то события, сколько атмосферу, царившую в блокадном городе зимой 1941—1942 гг.

Этой задаче соответствует пластический язык работы: композиция листа лаконична и выразительна, немногочисленные, тщательно отобранные детали усиливают содержательную ёмкость образа.

Изображён угол засыпанной снегом ленинградской улицы, пустынность которой нарушают лишь фигуры дежурных отряда ПВО, маленькие и хрупкие рядом с тёмной громадой многоэтажного дома. Забитые досками, заложенные кирпичом окна дома, оборванные, беспорядочно свисающие провода, ящики с песком — приметы войны. Война и в напряжённой тишине безлюдной улицы, и в громоздящихся на ней сугробах, и в розовых отблесках пламени на снегу (здесь, как и в некоторых листах серии, художник прибегает к подцветке карандашом). Представляется, что именно такой пейзаж имел в виду ленинградский поэт Н. Тихонов, когда писал известные строки:

Домов затемнённых громады

В зловещем подобии сна,

В железных ночах Ленинграда

Осадной поры тишина.

Н. Дормидонтов. Зима 1941—1942 годов в Ленинграде. Б., тушь, сухая кисть, цв. кар. 1945 г.

Серия «Ленинград в блокаде» была показана на Весенней выставке, открывшейся в большом зале Ленинградского союза советских художников 12 июня 1942 года.

Вместе с работами Дормидонтова на выставке экспонировались произведения Я. Николаева, В. Курдова, В. Пакулина, И. Серебряного и других ленинградских живописцев, графиков, скульпторов — всего около 300 работ. Несмотря на трудности блокадной жизни, выставка посещалась. По городу были расклеены афиши: на фоне голубого неба приметы весеннего Ленинграда — шпиль Адмиралтейства, ствол зенитного орудия и ветка дерева с распускающимися листьями.

Весенняя выставка была не первой в осаждённом городе. Ещё в начале января 1942 года, в самое тяжёлое время первой блокадной зимы, в помещении ЛССХ открылась небольшая выставка этюдов, эскизов, рисунков и набросков, рассказывающих о жизни и борьбе Ленинграда.

Вторая выставка работ ленинградцев состоялась в мае, в июне к ней добавились показанные вначале отдельно работы, выполненные ленинградцами на партизанских базах.

Весенняя выставка подводила итоги работы ленинградских мастеров за первый год войны.

Эти итоги оценили не только в Ленинграде: уже в июле было решено показать работы ленинградцев в Москве. Сопровождать выставку поручили отвечавшей за выставочную работу ЛССХ А. М. Земцовой и Дормидонтову.

Перевозка выставки — дело не очень простое даже в мирных условиях. Насколько же сложнее должно было быть это мероприятие в условиях войны и блокады города!

Дормидонтов с присущей ему скромностью не любил говорить об этой поездке, даже не все близкие ему люди знали о ней.

Произведения, отобранные для выставки, упаковали в 18 ящиков. Это была живопись (её снимали с подрамников и накатывали на валы, сохранившиеся с довоенных времен), небольшая скульптура и графика — всего около 400 работ. Ящики решено было перевозить самолётом, людям же предстояло добираться поездом.

Пять суток находились в пути Земцова и Дормидонтов, на шестые, совершенно измученные, но живые и невредимые, прибыли в Москву.

Выставку произведений ленинградцев решено было развернуть в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Она открылась в четырёх залах музея ярким, солнечным днем 4 октября 1942 года. Открытие стало настоящим праздником: масса народа заполнила залитые солнечным светом залы, сверкавшие тщательно натёртыми полами, убранные новыми ковровыми дорожками, украшенные букетами цветов.

«...По мере ознакомления с выставкой лица зрителей становились всё сосредоточеннее, а выражение глаз делалось жёстче и твёрже, — вспоминал Дормидонтов. — Гости этой необычной выставки, встречаясь в гардеробной, весело, как это всегда бывает, приветствовали друг друга, но после осмотра первых же работ голоса их стихали, а в четвёртом зале царило уже полное, ничем не нарушаемое молчание. Так прошел первый день. Видимо, выставка и в самом деле производила глубокое впечатление. Всюду в Москве о ней велись разговоры, и посетителей с каждым днём становилось всё больше и больше. Печать откликнулась статьями, напечатанными в горячем, взволнованном тоне. Не было газеты, которая не поместила бы обзора выставки».

Выставка была открыта две недели. А затем Дормидонтов и Земцова отправились в обратный путь. Он оказался долгим и мучительным. Несколько дней то в холодном вагоне, то на открытой платформе добирались до Ладожского озера. Стояли 18-градусные морозы, а тёплую одежду из Ленинграда не взяли.

Но самое страшное поджидало путешественников на берегу Ладоги, к которому они вышли, преодолев пешком несколько немыслимо трудных километров: оказалось, что озеро сковано льдом, ещё недостаточно крепким для передвижения по нему, но препятствующим судоходству. Надеялись только на ледокол, который мог прийти через час или несколько дней.

На третьи сутки ожидания на холодном, продуваемом пронзительным ветром берегу Дормидонтов потерял сознание от истощения и мороза. С большим трудом удалось Земцовой привести его в чувство.

После возвращения из поездки и Дормидонтов, и Земцова долго не могли оправиться. Но жизнь победила, и Дормидонтов снова включился в работу. По воспоминаниям Т. П. Дормидонтовой, в 1943 году Николай Иванович работал в штабе партизан. Штаб этот находился тогда на улице Декабристов, в здании института им. Лесгафта. В этом же доме Дормидонтову дали мастерскую, где он писал плакаты и панно по заказу партизанского руководства.

За четыре военных года — небольшой по времени период творческой биографии Дормидонтова — художник сумел сделать необычайно много, создал высокохудожественные произведения, запечатлевшие трагедию и подвиг блокадного Ленинграда.

А. АНТОНОВА

Журнал «Художник» № 9, 1985 г.

На аватаре: Дормидонтов Николай Иванович