ИВАНОВА ТАТЬЯНА ВИКТОРОВНА

 

Родилась в 1946 году в Москве. В 1970 году окончила московский текстильный институт. В 1973 году принята в члены Союза художников СССР. С 1967 года постоянно участвует в зональных, московских весенних и осенних выставках.

 

Не вызывает особых споров мнение, что картина более важный, социально значимый жанр по сравнению, например, с пейзажем. Но не удивительно и то, что на больших выставках зрительским вниманием чаще всего прочно завладевают именно пейзажные композиции, даже скромные этюды родной природы. Это объясняется и популярностью пейзажа сегодня — в довольно сложной экологической обстановке в мире, и тем, что в пейзаже, намного очевиднее, чем в иной картине, раскрывается внутренний мир автора, более непосредственно проявляется живое чувство художника.

Пейзажист, влюбленный в природу, черпающий вдохновение в её пленительных образах, легко находит заветные мотивы везде, куда ни приведут его маршруты путешествий, командировок, а то и вовсе случайных поездок.

 

О Татьяне Викторовне Ивановой нельзя сказать как о художнике, творчески освоившем широкие «пейзажные пространства» страны. У неё есть ряд цельных географических тем, — древнерусские города, Байкал, Малая земля, Болгария, — которые несмотря на видимую лирическую разностильность и кажущуюся пестроту впечатлений послужили основой живописи гармоничной, хорошо построенной, энергичной и ясной по пластике, а главное, наполненной естественной и прочной радостью бытия, непосредственным «дыханием» самой натуры.

Кажется, основной творческий принцип художницы: ничего не придумывать, не домысливать своевольно и дерзко, а всё брать у природы, прислушиваться к ней внимательно и доверчиво, переплавлять терпеливо, без спешки и стилизаторских соблазнов богатые ежедневные наблюдения в ёмкий образ живописи, в традиционный и наиболее плодотворный для отечественного искусства пейзаж настроения, в поэтическую картину состояния природы.

 

Уже около двадцати лет Татьяна Иванова участвует в выставках, более десяти лет она член Союза художников. Получив специальное образование на отделении художественной обработки тканей Московского текстильного института, Татьяна в выборе основной профессии осталась верна живописи, станковому творчеству, которым занималась с юных лет под руководством и наблюдением отца — известного советского мастера.

Татьяна Иванова

 

Народный художник РСФСР Виктор Иванович Иванов оказал на дочь решающее влияние, помог усвоить основные законы живописи. Ведь в текстильном институте почти отсутствовало изучение цвета и тона. Соответственно большее внимание там уделялось декоративным качествам, компоновке предметов. Отец же постепенно — в непосредственном общении и совместной работе в мастерской и на пленэре — дал Татьяне хорошую школу живописи на основе лучших творческих традиций и собственного значительного опыта. Он учил правильному видению натуры, пониманию внутренней логики цвета, связи цветотоновых отношений и воздушной пространственной среды, освещения и тени.

 

Уроки отца, его практические советы и личный творческий пример заложили основу знаний и навыков, так пригодившихся Т. Ивановой в сегодняшней педагогической работе — она преподаёт в МВХПУ (бывшая Строгановка). Но самое главное, такая школа дала необходимый импульс живописным поискам художницы, особенно её пейзажному творчеству.

 

За последние годы Т. Ивановой удалось побывать в разных уголках нашей страны, запастись полезными впечатлениями для последующего осмысления и неторопливого воплощения интересных мотивов в московской мастерской. В поездках художница делает обычно этюды небольшого размера, на каждый из которых уходит, как правило, полтора-два часа.

По возвращении из поездки эти очень точные и живые, но ещё неровные, неочищенные от случайного натурные этюды, постепенно трансформируются в образные картины природы.

Они ни в коей мере не утрачивают непосредственных связей с натурой, с первыми порывистыми, жадными до самой мелкой детали наблюдениями, однако, обретают цветовое единство, строгую композиционную завершённость и ту волнующую красоту формы, которая в значительной мере доносит до зрителя смысл поэтического содержания природы.

Не все байкальские этюды (а их за небольшой отрезок времени написано несколько десятков) переросли в традиционные «выставочные» пейзажи. Тем не менее, сами по себе они ценны и примечательны свежей и сочной цветовой пластикой, безыскусной прелестью мотива. То светлые, прозрачные состояния, то туманные, мглистые «межевые» мгновения дня схвачены автором этюдов уверенно и легко. Силуэты сосен, тихая озерная гладь, первозданный хаос облачного неба, скупые вертикали и горизонтали электроопор и рыбачьих лодок, неподвижная тишина сопок и дремотный покой деревушек выглядят на этюдах так естественно и обычно, будто уже не раз видел эти суровые просторы, ощущал спокойное величие далекого байкальского края.

На Байкале художницу поражало разнообразие ландшафтов, своего рода многослойность природных зон, среди которых встречались и типично «подмосковные», и «дальневосточные», и похожие на русский Север.

На байкальском материале Татьяне Ивановой особенно удались панорамные пейзажи удлинённого продолговатого формата, модуль которых соответствовал бескрайнему пространству приозерного пейзажа, как бы символизировал неохватную бесконечность простора. Взволновала и удивительная живописность ландшафтов, мягкость тональных переходов от густо-насыщенных слоёв к призрачно-мерцающим. Настоящим откровением было цветение багульника, изящная пластика сосен, теплота и вещность деревянных изб. Всё это нашло отражение в самой фактуре живописи — бархатистой по ощущению, часто синевато-сумрачной, с холодными тонами дальних планов.

 

В отличие от определённого аскетизма байкальских пейзажей гамма болгарских композиций декоративна, динамична, мажорна. Но в них нет полного овладения существом натуры, они более плоскостные и замкнутые на очевидных эффектах яркости света, пестроты цветосочетаний.

 

С байкальскими пейзажами многое роднит живописные впечатления от Новороссийска, Ростова-на-Дону, Малой земли. И хотя нередко Татьяна Иванова пишет городской пейзаж, её больше влечёт сельская тишина, и даже в городе притягивают уединенные оазисы природы, безмолвия, сосредоточенности на непреходящей красоте земли. Виды Новороссийска представляют собой безлюдные окраины. Ночное небо усиливает образ тишины, таинственного бытия природы. Хорошо переданы большие массы сопок, медленное «перетекание» объёмов в пейзажах Малой земли.

 

Безлюдность, кажущаяся необитаемость пейзажей Татьяны Ивановой не в природе её творческого характера, — она пишет портреты, есть у нее и жанровые сценки. Убеждают в пристальном внимании к миру современника и небольшие портреты колхозников, выполненные в Киргизии, и динамичная, красивая по декоративному ритму трёхфигурная композиция «Низка табака». Но пейзаж, а именно чистый пейзаж настроения, — та творческая сфера, — в которой художница чувствует особое вдохновение, неуловимо создаёт тонкое лирическое состояние, вызывает у зрителя желание сораздумья, естественного эмоционального контакта.

 

Порой Татьяна Иванова обращается к жанру натюрморта, который тоже ассоциирует и даже отождествляет с природой. Скромные букеты и повседневные вещи — спутники человеческой жизни преображаются в негромкие лирические монологи, или просто дают возможность покомпоновать, проверить зоркость глаза, почувствовать вес, объём и фактуру обычных вещей, не вкладывая в рассказ о них претензий на философичность, не давая ничему символического толкования.

 

Татьяна Иванова «Цветы на белом фоне» 1985 г. Холст, масло. 90х80 см

 

О таких непосредственных, пытливых и вдумчивых контактах с натурой, с окружающим миром более всего свидетельствуют многочисленные рисунки Татьяны Ивановой. Она берётся за карандаш, чтобы закрепить какое-то наблюдение, дисциплинировать глаз и руку, правильно и красиво решить сложную форму самыми простыми средствами. Постоянное обращение и изучение общих закономерностей и частных явлений природы приносит не только эстетическое удовлетворение, но и воспитывает чувство композиции.

Поэтому построение многих пейзажей, натюрмортов, рисунков художницы отвечает крылатой формуле замечательного педагога Г. К. Савицкого: «Наиболее ценной является та композиция, от которой нельзя ничего отнять и к которой нельзя ничего прибавить».

 

Пейзажи Татьяны Ивановой составляют её главный творческий багаж, сильную, привлекательную, богатую новыми возможностями грань её живописи. И думается, успех следующего этапа работы этого художника зависит не от увеличения географических впечатлений, а от углубления образного содержания пейзажа, от большей живописной раскованности, внутреннего динамизма при более строгом отборе мотивов и тем.

 

Никита Иванов

 

 

 

ЛЕБЕДЕВА ВАЛЕНТИНА НИКОЛАЕВНА

 

Родилась в 1930 году в Воронеже. В 1970 окончила МГПИ им. В. И. Ленина (художественно-графический факультет]. В 1977 году принята в члены Союза художников СССР. С 1973 года постоянно участвует во всесоюзных, республиканских и московских выставках.

 

Валентина Лебедева

 

Природа не обделила её способностями. Она играет на фортепьяно (причем профессионально, окончив институт имени Гнесиных), пишет стихи (некоторые из них печатались в газете «Московский художник») и занимается живописью, что стало её главным призванием и смыслом жизни.

Окончательный выбор жизненного и творческого пути был сделан Валентиной Николаевной Лебедевой после завершения учёбы в Московском Государственном педагогическом институте имени В. И. Ленина. Здесь, на художественно-графическом факультете её педагогами были В. П. Ефанов и В. А. Дрезнина, а вскоре, после окончания института Валентина Лебедева становится постоянной участницей московских весенних и осенних, республиканских и всесоюзных выставок.

 

С живописными работами художницы мне удалось познакомиться в середине семидесятых годов, ещё до её вступления в Союз художников СССР. И надо сразу отметить, что за прошедшее время (более десяти лет) Лебедева из робко начинающего художника выросла в мастера, уверенно владеющего сложной палитрой живописного искусства. Её картины, пейзажи, натюрморты имеют свой художественный «голос», индивидуальную манеру исполнения. Как живописец, она достаточно быстро прошла путь от ученичества и ремесленного освоения профессии до постижения образного восприятия природы, жизни человека.

 

Искусствовед О. Чебаненко, анализируя живопись художницы, писала: «Обращаясь к творчеству Валентины Лебедевой, можно сказать, что оно включает в себя много контрастов: в её живописи можно увидеть темпераментную лапидарность мазка и тонкое лессировочное письмо, яркую палитру открытых цветовых пятен и сложность нюансовых сочетаний, богатство колористических решений и прозрачную акварельность». (Чебаненко О. «Трио живописцев». Газета «Московский художник», 1984, 3 марта.)

 

Именно живописные контрасты присущи индивидуальному почерку Валентины Лебедевой, постоянно ищущей убедительного соединения натурного материала и технических способов выражения. Она не держится с упорством за однажды найденное и получившее одобрение коллег, а отважно берется за новое, неизведанное для неё. «Ранняя весна в Коломенском» по живописной пластике весьма отличается от «Детской карусели», но в той и другой картине есть образная убедительность в изображении взятого мотива, жизненной оценки.

Жизненность ситуации сочетается в творчестве Лебедевой с художественным вымыслом, что даёт автору возможность уйти от натуралистического воспроизведения действительности. В «Детской карусели» конкретный сюжет перерастает в образ безмятежного детства, красочного отражения ясного мира ребёнка.

 

Валентина Лебедева «Детская карусель» 1983-1984 гг. Холст, масло. 170х160 см

 

Жизнерадостность, приподнятое чувство праздничности наполняют натюрморты Валентины Лебедевой. Среди них можно отметить: «Натюрморт с болгарской тканью», «Натюрморт с цыганкой». Форсируя цвет, обнажая его декоративные качества, пишет она архитектурные пейзажи древних городов: «Соборы Каргополя», «Церковь Николы в Хамовниках», «Серпухов осенью». В последнем пейзаже старое зодчество Серпухова подано зрителю как сказочное видение, неожиданно открывшееся взору путника. И опять — чёткий контраст между суровостью каргопольского пейзажа и затейливой красочностью серпуховского мотива.

 

Широка пейзажная география художницы. Она пишет Подмосковье, Крым, Север, Памир.

Недавно побывав на Памире, она привезла оттуда серию работ: «Памир. Город в горах», «Горная река на Памире», «Памир. У излучины реки Пяндж». Её поразили иные масштабы, иное пространство, где соотношение человека и могучих гор рождает новое восприятие пейзажа, лишенного протяжённости и низкого горизонта.

 

В круг творческих интересов Лебедевой органично входит и портретный жанр. Её привлекает конкретное душевное состояние человека, проявляющееся в момент самой работы над портретом. Для достижения необходимого состояния портретируемого у художницы происходит предварительное осмысление модели, создание условий, в которых она должна находиться. Так писались полотна: «Девочка с черепахой», «Девушка с айвой», «Портрет актрисы Говорухиной Л.» и другие.

 

Наряду с живописными контрастами, отличительной чертой Валентины Лебедевой является её человеческий и творческий темперамент. Он проявляется и в её полотнах, и в каждом мазке. А особенно, в желании как можно больше увидеть, объездить, узнать.

Её наблюдательность, своё видение жизни просвечивает не только в этюдах и картинах, но и в путевых заметках. Пример тому, написанное ею о поездке в колхоз «Вперёд к коммунизму» Рязанской области: «Там до сих пор хранятся традиции русского национального костюма и свадебных обрядов; и вот с путевкой МОСХа мчусь на попутном грузовике в самую глубь России. Поля, голубые от утреннего тумана, похожи на океан, из которого маленьким зелёным атоллом встает Чернава». (Газета «Московский художник», 1977, 29 сентября.)

А далее художница со знанием дела подробно описывает костюмы и обряды жителей села, что является необходимым материалом для будущих работ.

 

В силу своей любознательности и «охоты к перемене мест» Валентина Лебедева постоянно совершает поездки по нашей стране и за рубеж. Ею созданы серии картин как по родной земле, так и по маршрутам заграничных путешествий.

В конце 1985 года в Доме дружбы с народами зарубежных стран состоялась её совместная с Т. Белотеловой выставка «По Югославии». Своеобразие и красота природы, жизнь людей незнакомого края захватили художницу и она, верная своей привычке быстро работать и делать множество набросков в любых условиях, писала толпу на улицах городов, пейзажи, портреты.

 

Архитектура в окружении естественного ландшафта, в замкнутом или открытом пространстве — любимый мотив Валентины Лебедевой. Так, на полотне «Мостар» она изображает небольшой городок, уютно расположенный среди гор. Ритмы зданий как бы получают отголосок в очертаниях горной гряды, что пластически соединяет природу и построенный людьми город. То же ощущение единства природы и человека возникает при знакомстве с картиной художницы «Панорама Дубровника».

 

Тема тесной связи человека и окружающего его мира проявляется в портретах В. Лебедевой, исполненных во время поездки по Югославии. Здесь можно вспомнить «Портрет молодого человека» или «Девушку в саду». Люди охотно позировали художнице и она в благодарность за это писала по два портрета: один для себя, другой для натуры, но чаще всего только для натуры.

 

Валентина Лебедева постоянная участница различных выставок. У неё всегда есть, что показать, и она легко идёт на контакт со зрителем, который служит ей творческим ориентиром. О своих устремлениях в искусстве она высказалась в одной из статей: «Творчество — это всегда нечто новое. Я стараюсь избегать штампов: если в одной вещи что-то получилось хорошо, я почти никогда не использую этот приём в других работах: кажется, что каждую вещь начинаешь всегда заново и не знаешь заранее, как будешь её писать...

То же самое можно сказать и о местах, где работаешь. Прелесть новизны и уникальность ощущений, мне кажется, создают особый настрой в творчестве. И всегда нужна некоторая неуверенность — она избавляет от хлёсткости». (Журнал «Искусство», 1986, № 11)

Настоящая выставка, вероятно, даст новые творческие силы художнице, не останавливающейся в своём профессиональном развитии, стремящейся к более строгому мастерству и серьёзному постижению современной жизни.

 

Ю. Осмоловский

 

 

 

ТАВЬЕВА ЕВГЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА

 

Родилась в 1940 году в Москве. В 1965 году окончила Московский текстильный институт.

В 1971 году принята в члены Союза художников СССР. С 1967 года является постоянной участницей всесоюзных, республиканских и московских выставок.

 

Евгения Тавьева «Окрестности Батуми» 1982 г. Холст, масло. 46х76 см

 

Для меня знакомство с работами Евгении Тавьевой было открытием живописца со своим миром, внутренним строем, непоколебимой убежденностью. Глядя на картины и слушая их автора, который рассказывал, делился своими соображениями, сомнениями, говорил о своих коллегах по труду, о художниках старшего поколения, я думал о жизни художника вообще, о его счастье и бедах, о его взлётах и падениях, о призвании и высоких целях. И раздумья эти, возможно, как-то отразились в том, что я пишу теперь о Жене Тавьевой.

У нас часто пишут о художнике такое, что Герцен называл «пустой и пресной галиматьей». То есть, можно заменить одну фамилию другой, подставить другие названия произведений — и всё будет точно и здорово. И для такого писания не требуется больших затрат труда, напряжения мысли, расходования физических сил.

Легко писать никому не запретишь. Прежде мне казалось, что с годами люди пишут всё легче и легче. Посмотрел выставку или работы художника в мастерской, маленечко прикинул что к чему — и статья готова. Теперь понимаю, как я заблуждался! Чем больше опыта, тем труднее пишется — и, поверьте, здесь нет никакого кокетства, никакой рисовки: это правда. И для чего хитрить, врать и ловчить, когда говоришь о живописи чистой, бесхитростной, поэтичной? А именно таково творчество Евгении Тавьевой.

Любопытно, что в работах художника мне слышится голос негромкий, задушевный с паузами, а сама Женя Тавьева порой говорит так напористо и убеждённо, без намёка на самоиронию, что сразу замечается некий контраст между работами и их создателем. Но контраст лёгкий, не принципиальный.

 

Когда-то я прочитал слова о том, что неплохо было бы создать кодекс поведения художника перед холстом. Нарушил кодекс — не получишь ни копейки за свой труд. Ох, крику было бы и возмущенья — в этом ни один арбитр не разобрался бы.

Что же касается непосредственно работ, которые вы увидите на выставке Евгении Тавьевой, то главное, на мой взгляд, это радостная озарённость художника, идущая от впечатлений, переживаний, наблюдений и остроты восприятия. У Тавьевой нет заданности и установок, нет универсальных приёмов, которые годятся для работы на все случаи жизни.

Я слушал рассказы Жени о её многочисленных поездках, смотрел картины и мы разговаривали о том, о сём, а передо мной возникала модель человека нового и незнакомого, хотя Женю я знаю лет пятнадцать, когда она много лет назад была в творческой группе в Паланге вместе с Виктором Попковым и Игорем Купряшиным.

 

Прежде Тавьева выставлялась как художник декоративно-прикладного искусства, работала по тканям, что соответствовало её профессиональной подготовке — она окончила Московский текстильный институт в 1965 году, а в 1978-м стала членом живописной секции МОСХа. И начала участвовать в выставках живописными работами, навсегда распрощавшись с декоративно-прикладным искусством.

Она много ездит, много видит — Средняя Азия и Закавказье, Северный Кавказ и русский Север. Поездки постепенно превращаются в циклы произведений, часть из них и представлена на выставке.

Прежняя групповая выставка, в которой участвовала Евгения Тавьева, была в 1982 году — с тех пор её живопись заметно изменилась к лучшему: глубже стал цвет, ясней и проще пластический язык, целостней общие решения каждого холста, острее композиция. Хотя особой остроты в работах художника нет, они, скорее, живут одной жизнью с автором — они лиричны, созерцательны, эмоциональны, они не «кричат», не «зазывают», но смотреть можно долго.

 

Евгения Тавьева «Окрестности Батуми» 1982 г. Холст, масло. 46х76 см

 

Я увидел работы, которые Женя написала под впечатлением поездок в Батуми. Это мой родной город и тут у меня требования особые. Я вырос в этом городе, знаю его аромат, атмосферу, запахи цветов и молодого бамбука в сырых рощах, цвет моря и неба, топографию, знаю всё, что «впивается» с детства и сидит в тебе всю жизнь.

И вот мне показывают работы совершенно отчуждённые от того образа и места, которые жили во мне с малых лет. И почти ничего не напоминает мне хотя бы в малой степени того города, который я люблю, видел и знаю. Я вспомнил другие работы — их показывал мне Александр Аркадьевич Лабас, я сразу же с первого взгляда узнал, заволновался: «Это Батум, это Батум!»

Центростремительный и центробежный ток города был уловлен Лабасом. А что же у Тавьевой?

Я стал присматриваться и открыл в одной работе черты знакомые и милые: они проступили. Потом увидел что-то и в другой её работе, и в третьей. Будто всё было где-то до поры запрятано, а потом прояснилось, открылось, замерцало. Эти открытия я делал медленно, может быть, так же медленно, как шёл к ним художник своим сложным и неторопливым путём. Мне по душе эта основательность постижения природы в работах Жени Тавьевой. И ещё я поймал себя на мысли, что первое впечатление не всегда бывает самым верным. Сейчас так моден стал прием «наскока» художника на незнакомую местность: приехал, увидел, изобразил, почувствовал себя победителем.

 

Я помню как однажды я попросил нашего гостя, художника из Мексики, сделать несколько рисунков по Москве для газеты. Он сделал — там было очень мало Москвы, зато много Мексики.

Наши русские «старики» отлично владели искусством постижения и сопереживания. Они писали другие города и страны так, словно всегда жили там. Это особый дар. И овладеть им не так-то просто. Евгения Тавьева стремится к объёмности виденья, изучает диалектику традиций, особенно упирая на древнерусскую живопись.

 

Многое видится ей через фреску — эта любовь художника в пейзажах ощущается то в первозданности цветовой поверхности, то в особо-личностном взгляде художника на мир, когда понимается сразу, что так может видеть только этот художник, он ни у кого не взял напрокат, не позаимствовал.

При этом Евгения Тавьева не жонглирует тем, что любит, не выставляет на всеобщее обозрение и демонстративный показ свои наблюдения. В картинах Тавьевой любовь к природе, к Дионисию, к жизни, к людям и животным, пусть они и не персонифицируются, просвечивает в розовых и голубых красках, в зелёных и светлых тонах. Отсюда и возникает её восприятие — новое, сильное, неожиданное. И на таком восприятии художник работает уверенно, не стремясь к показной романтичности.

 

Вот её «Тбилиси» — маленький городской пейзаж, схваченный как бы издали и сверху. В нём изысканная строгость, собранность, внутренняя напряжённость. Это пейзаж со взведённой пружиной.

Иной тональностью отличается серия «Палисадники», созданная в Калининской области. Это цветы, растущие вверх, с их незащищённостью, нежным, лирическим колоритом. Художник настаивает на хрупкости природы, говорит о том, что цветок рождается, зреет, обретает как бы высшую точку цветения, но неминуемо должен умереть, увять. И это своё сожаление художник выражает светлой грустью цветовой гаммы, уместной как нельзя более кстати.

 

Евгения Тавьева особенно плодотворно работает в Грузии, в Горячем Ключе, в Кисловодске. Легко подымаясь в дорогу, она срывается с места — едет, летит, добирается и устраивается с этюдником там, где ей хочется. Она умеет воплотить в живописи свою страсть. А это главное для художника.

 

Гр. Анисимов

 

 

ТРЕБОГАНОВА МАРГАРИТА АЛЕКСЕЕВНА

 

Родилась в 1946 году в Нижнем Тагиле. В 1966 году окончила МСХШ им. В. И. Сурикова. В 1974 году окончила Московский художественный институт им. В. И. Сурикова. В 1978 году принята в члены Союза художников СССР. С 1972 года является постоянной участницей всесоюзных, республиканских и московских выставок.

 

Маргарита Требоганова

 

Часто на современных выставках чувствуешь себя, как на китайском базаре — жизнь вроде бурлит вокруг, а что происходит — непонятно — язык не родной, чужой. И дело не в том, что не подготовлен к восприятию каких-либо форм искусства. Ведь, если автором движет серьёзное и искреннее желание рассказать другим о действительно важном, то такое желание, независимо от формы, всегда будет понято, хотя бы частично.

 

Большинство работ Маргариты Требогановой написаны на родном для меня языке. Это не значит, что все они мне нравятся. В них, есть желание не только себя показать, но и вызвать зрителя на размышление.

 

Лет пятнадцать назад эта маленькая хрупкая женщина агрессивно покрывала большие холсты красками всех выпускаемых в стране цветов. Её тогда не беспокоило, что в самом неожиданном месте может выступить белая грунтованная основа, а широкие объёмные (как говорят, пастозные) мазки казалось попали на холст из пожарного брандспойта. В основном это были портреты в полтора человеческих роста, которые больше походили на фасадные фрески и своей монументальностью и манерой исполнения. Трудно сказать — благодаря или вопреки такой ошеломительной манере письма, но эти портреты были очень реалистичны в передаче объёмов и портретного сходства. Обаяние этих работ ещё тогда показало, что перед нами самобытный художник, нашедший свой язык, которым можно успешно пользоваться долгие годы.

 

Но уже через несколько лет на следующей выставке (в зале на ул. Жолтовского) Маргарита показывает совершенно другие полотна — это в основном кабинетных размеров пейзажно-натюрмортно-портретный жанр в добропорядочном старо-голландском духе. Экспрессию здесь сменила добротность, несколько даже излишне мужская основательность изображения предметов и лиц. Успешная передача взаимоотношений в основном коричневых цветов подтвердила право автора на звание живописца и предполагало разработку заявленной манеры.

 

Но на выставке в Знаменском Соборе появляются уже полусказочные пейзажи в русском духе и странные женские портреты, написанные всеми оттенками белого. Женщины на холстах «купаются» в жемчужно-прохладном вихре света и удивительно схожи между собой «лица нездешним выраженьем». Формат этих работ, как и прежде, — небольшой. И снова показан довольно высокий уровень живописного мастерства, и начато то, что могло иметь длительное продолжение.

 

Но на сегодняшней выставке мы не увидим и отголосков того периода. Разномерные холсты не предлагают, как бывало, общего ключа к восприятию; нет единой гаммы, единого стиля настолько, что странно, как это мог сделать один и тот же человек. Автор опять говорит с нами на новом изобразительном языке.

 

Что заставляет Маргариту Требоганову снова менять свою живописную манеру?

Сама она объясняет это тем, что вначале она осваивала технику живописи, затем занималась колоритом, теперь её привлекает проблема картины.

Но только ли страсть к новациям руководит ею? Видно, что форма для Маргариты — не самоцель. Что же ведет её кисть: — болезненная неуравновешенность или здоровая потребность творческой личности; извечный поиск истины и красоты, своего места и языка в жизни, в искусстве. Но если это поиск, то почему такой взаимоисключающий? Вопрос этот рождён не праздным любопытством — живопись Маргариты Требогановой привлекает внимание, тревожит душу и сердце.

 

Мы все живём в одном «океане» проблем современности. Да, художники острее чувствуют или слышнее и ярче передают свои ощущения нашей общей радости и боли. Ведь не случайно же мы пришли сюда, да и вообще ходим по выставкам, в кино, театры, читаем книги! Там мы ищем ответа и учимся задавать более совершенные вопросы.

«...Я — современный художник, — говорит о себе Маргарита Требоганова. — Современный в смысле нагрузки веков. Я имею в виду не только художественные и культурные традиции человечества, но и те нравственные проблемы, которые копились веками, а теперь рухнули на наши плечи. И решать их надо сейчас, сегодня; и решать их должен каждый не только в общем масштабе, но и в объёме своей жизни, своего личного участия».

 

К такому пониманию вещей приходим обычно не сразу, и строится оно годами, всей жизнью. И вот однажды просыпается понимание того, что невозможно только отточенным рисунком, удавшимся подбором цветов, изысканным колоритом и красиво выстроенной композицией передать то, чем жив человек. А что же ещё нужно для жизни кроме профессионального мастерства, если оно не главное свойство человека? Мы спрашиваем и ищем ответов друг у друга в поступках.

А видимые поступки художников — это их работы. А судят о нас чаще всего по внешнему виду поступка. Это не всегда верно, потому что внешние проявления нашего сокровенного «я», «внутреннего человека», «человека сердца», который всей полнотой нашего существа радуется, плачет, живёт, намного беднее жизни внутренней. И у художников даже самое совершенное произведение лишь «макушка» айсберга внутренней жизни. Все их периоды, которые кажутся нам разными, на самом деле являют миру разные стороны одной души. И, если с такой точки зрения рассматривать творческий путь Маргариты Алексеевны Требогановой, то он, этот путь, перестаёт казаться извилистым и нелогичным.

Кто скажет сейчас — отсветы какого душевного пожара видели мы на холстах пятнадцатилетней давности? И не пепелище ли его — коричневые холсты? Всходы каких душевных движений начинают произрастать в светлых работах, показанных на выставке в Знаменском Соборе?

Кто может похвалиться ясной целью в самом начале жизни? И уж тем более тем, что никогда не сходил с ясно осознанного пути? Чаще всего просто получается удачно скрыть отступления и падения. А Маргарита не хочет скрывать и прятаться.

Всё, что случилось в её жизни, художественной и личной, она переосмысливает, переплавляет, стараясь избавиться от ложной значительности и фальшивых достижений.

 

Маргарита Требоганова «Женя и её друзья» 1985-1986 гг. Холст, масло. 53х77 см

 

Следующий этап сама Маргарита оценивает как освоение колорита. Иначе говоря, коричневые портретно-натюрмортно-пейзажные пробы должны помочь найти смысл всей деятельности художника и человека. Художник твёрдой рукой создавал красивые портреты людей, как будто давно умерших, изысканные натюрморты из вещей как будто давно не нужных, пейзажи, заимствованные у снов и миражей. Но человеческая часть восстаёт против неестественной монотонности цвета, выдвигая светлые «танцующие» натюрморты; заставляет людские изображения задыхаться в рамках неживой стилизации, а мёртвую натуру ваз и бумажных цветов — оживать: расположение предметов неожиданно — они стоят неслучайными группами, по нескольку натюрмортов в натюрморте, как бы вступая во взаимоотношения друг с другом. Эти живые вещи не немы, но молчаливы до времени.

 

Мне кажется, что в этих светлых натюрмортах начала возрастать искренность Маргариты Требогановой: когда художник и человек наконец повернулись друг к другу лицом и с трудом, но двинулись навстречу, чтобы слиться воедино, как тому и подобает быть.

В поисках цельности собственного «я» рождается новый цикл работ и пейзажей в старинном духе.

Озарение, рождённое слиянием личности воедино, вызвало к жизни «Портрет». Этот небольшой и неяркий холст говорит с нами так полно и исчерпывающе на языке живописи, что я не вижу необходимости да и возможности для себя перевести изображение на язык слов. Вы найдете этот «Портрет» без предварительных описаний.

С этим портретом-осознанием тема материнства всеобъемлюще входит в жизнь художницы, и не только в сюжетном плане, но и в живописном.

 

Но если цельность обретена художницей, то почему работы так неоднородны? А может так кажется только на первый взгляд? Исчезла внешняя схожесть решений и тем не менее все эти «разномастные» вещи объединены между собой.

 

Всё, что наработано, накоплено за всю жизнь: мастерство, общая культура, художественные привязанности и собственно человеческие достижения сейчас тщательно пересматриваются художницей. Это не значит, что ясность обретена и её осталось только выразить. Нет. Во время пересмотра, отбора, рождения нового ясность и теряется, и обретается вновь. Поэтому такие разные произведения сегодня на выставке — не только по сюжету, цвету, но и по качеству.

Не всё ещё одинаково созрело в понимании, в душе, в сердце. Вот поэтому Маргарита бесконечно дописывает и переписывает до неузнаваемости свои работы, изумляя своей неистощимостью. Может быть она не успеет осуществить все свои замыслы к этой выставке. Может быть, мы даже на открытии застанем Маргариту Требоганову с палитрой и кистями в руках. И не тщеславие мастера будет руководить ею тогда, но ответственность за всё, что мы делаем друг для друга, та ответственность которая, однажды обрушивается на нас и рождает чувство общности и цельности мира, в котором проблемы, решённые на холсте, помогают решать задачи и вне холста.

 

Ю. Невитина

 

Каталог выставки. Декабрь 1987 г.