Картины художника Владимира Гремитских

 

Живопись и графика московского художника Владимира Георгиевича Гремитских (1916-1991) Продажа картин без посредников.

Сайт принадлежит сыну художника Александру Гремитских.

Выдаётся сертификат подлинности. 

 

Новости
Мир распахнутый и бесконечный увеличить изображение
Мир распахнутый и бесконечный

О Валентине Ивановиче Курдове, художнике известнейшем, старейшем, написано удивительно и незаслуженно мало. Скорее всего потому, что этот мастер, как будто на редкость доступный и понятный каждому зрителю — от самого простодушного, с удовольствием разглядывающего его картинки в детских книгах, до профессионала, наслаждающегося изысканностью его графики, — мастер этот нам всё-таки не до конца понятен. Такой узнаваемый, такой индивидуальный и специфический, он рядом со своими товарищами —Ю. Васнецовым, Е. Чарушиным или А. Пахомовым — может показаться каким-то неуловимым, даже разбросанным в симпатиях и интересах.

Конечно, практика художника складывается по-разному, тем более практика книжного иллюстратора, и не всегда приходится делать то, что хочется. Но вряд ли что-нибудь из сделанного Курдовым назовёшь очень уж посторонним его таланту — во всём сохраняются особый курдовский поворот, специфический взгляд на вещи.

Нужное слово отыскалось совсем недавно. Б. Сурис в каталоге выставки художника (1980) упомянул об эпичности серии «По дорогам войны». Конечно же, военные события подтолкнули художника, но ничего принципиально нового в нём они не открыли, потому что Курдов эпичен по самой природе своего таланта, своего видения мира, и эта эпичность объясняет в нём едва ли не всё, или, по крайней мере, самое главное.

 

В.И. Курдов Из серии «По дорогам войны»
В.И. Курдов Из серии «По дорогам войны»

Эпический пространственно-временной размах обнаруживается в работах В.И. Курдова с самой непосредственной очевидностью.

Редки у Курдова камерные, узкозамкнутые изображения, чужд он фрагментарности, и, напротив, часты в его листах обширные пространства, будто увиденные с птичьего полета. Так и стремится он к панорамности, распахивает перед нами мир во всех трёх его измерениях: от поверхности земли до облаков, от травинок и цветов, качающихся перед глазами, до плоскости горизонта, а влево и вправо — сколько охватит взгляд.

Излюбленнейший мотив обширного пространства часто дополняет он другим — мотивом сильного движения, которое пронизывает пространство, подчёркивает его протяжённость — будь то скачущие всадники, пролетающие птицы или хотя бы порыв ветра, склоняющий деревья, прижимающий траву, кусты.

Из многочисленных поездок по стране и за рубеж (а Курдов любит путешествовать, это у него в крови) он привозит листы, в которых присутствует всё тот же распахнутый и бесконечный мир. Его впечатления от целинных земель — степной простор и пересекающие его машины и люди. Прекрасная серия военных литографий не случайно названа «По дорогам войны»: её основная тема — бесконечное движение людских потоков, лишь иногда, на короткое мгновение, останавливающихся, чтобы тотчас же двинуться дальше. Апофеозом стремительного движения, поглощающего тысячевёрстные расстояния, стала его чудная ранняя книжка «Конная Будённого», где события Гражданской войны увидены даже не с птичьего полета, а чуть ли не в планетарном масштабе. 

 

Валентин Курдов редко всматривается в своих героев — не назовёшь это невнимательностью или поверхностью, это восприятие по особым законам, чуждым привычным представлениям о психологизме. Ведь эпичность и предполагает такую отстранённость художника от происходящего, некую «верхнюю» точку зрения, с которой он смотрит как бы из иного мира. С этой точки зрения мир оказывается неразнимаемо целостным в своём бытии, человек существует в нём не сам по себе и не как центр мироздания, но только как составная часть всего сущего. И зверь — тоже часть мира, и птица — тоже. Недаром герои Курдова чаще всего - мелкие, почти стаффажные фигурки, готовые раствориться в пейзаже, и так редки, почти исключительны у него крупные планы, выделяющие персонаж из его мира, и так неохотно он оставляет своего героя один на один со зрителем на чистом белом поле листа, не бросив на этот лист хотя бы несколько веточек или травинок, обозначающих жизненную среду.

Его иллюстрации к «Конной Будённого» по своей лубочно-плакатной обобщенности — сродни «Окнам РОСТА» его наставника и старшего друга В. Лебедева, но какая многозначительная разница в их пространственной природе, как нуждается Курдов в изображении реалий земной поверхности — пусть совершенно условно и разномасштабно воспроизведённых, пусть даже бегло обозначенных на бумаге экспрессивным подобием чертежа железнодорожных путей («Взятие Ростова»).

 

Вот почему так робки попытки причислить его к анималистам для него это стало бы несправедливым ограничением. Подлинный анималист Е. Чарушин: для того в звере сосредоточился весь мир. У Курдова же нет и не может быть пронзительно-интимного (чарушинского) восприятия зверя: вплотную, глаза к глазам, душа к душе. Его предмет иной — мир, природа в целом, а уже в этом мире — зверь. И его зверь неизменно растворяется в целом своего окружения и увиден — зорко, цепко, точно, но опять-таки всегда больше «зверем вообще». Даже обаятельный герой его, ставших уже классическими, иллюстраций к Киплингу — это больше Мангуст, чем Рикки-Тикки-Тави, а ведь тут художник достиг, пожалуй, максимального, возможного для себя крупнопланового сосредоточения на своих героях.

Иллюстрация к повести Киплинга «Рикки Тики Тави»
Иллюстрация к повести Киплинга «Рикки Тики Тави»

 

Едва ли не всё, что иллюстрировал Курдов, было эпосом или приобретало под его рукой черты эпоса.

Удивляться ли его великолепной удаче с «Лесной газетой»? Да В. Бианки словно специально написал её именно для Курдова! Ведь это подлинный лесной эпос: единая обширная картина жизни леса, объективная, беспристрастная, стереоскопически чёткая, увиденная глазом внимательного, вездесущего и всевидящего наблюдателя, способного то воспарять к облакам, то спускаться к землеройке.

 Эпичен и самый этот наблюдатель, внеличностный коллективный рассказчик — то учёный натуралист, то охотник, то крестьянин, то пионер-юнкор. Эпичен весь этот рассказ, уложенный в природный годовой цикл, в то единственное движение времени, которое (кроме ещё суточного) признавал классический древний эпос.

Эпос — и «Жизнь Имтеургина Старшего». Книга Т. Одулока (очень интересная и сильная, хотя сейчас и несправедливо забытая) давала простор для разных трактовок: её фактическая сторона могла бы вдохновить на картины устрашающе-натуралистические. Но в спокойной отстранённости её тона есть дыхание подлинного эпоса. Это рассказ о жизни, которая как бы идёт сама собою, в извечном единоборстве с природой, по извечному распорядку. Текст вдохновил художника на картины вполне эпической ясности: люди и олени в большом (бесконечно большом) белом мире тундры, увиденные как бы сверху, но глазом орла, различающего тонкие детали (достаточно вглядеться в любую иллюстрацию, хотя бы в «Собачью упряжку», где каждая из одиннадцати собак — одиннадцати крохотных пятнышек литографским карандашом — иная во всем).

Эпосом — полушутливым — стал у него и «Айвенго»: маленькие - лиц не разглядеть, да и не нужно, не хочется — человечки, пирующие или сражающиеся среди дубрав и лужаек под романтической луной, где ощущаешь всё тот же спокойный, немного любующийся происходящим, немного ироничный взгляд.

Не случайно жизнь столкнула художника с «Калевалой», с «настоящим», классическим эпосом. Не случайно через два десятилетия после первого опыта иллюстрирования, когда, увы, художник испытал воздействие не лучших тенденций в истории советской книжной иллюстрации, он снова возвратился к ней. Сращенность героев и их жизни с природой и её жизнью в едином фантастическом целом — в реальности, умноженной и обостренной силой народной фантазии, побудила его на решительное обновление художественных средств, способных передать поэтику, и прежде всего — на смещение масштабов и пространственных планов.

Можно пожалеть о том, что Валентин Курдов не повстречался с другими классическими эпосами, в которых его сильное и своеобразное дарование могло бы раскрыть себя чрезвычайно интересно, но встреча с «Калевалой» всё-таки состоялась совсем недавно, и в ней Курдов — один из ветеранов советского искусства — одержал новую и многозначительную победу.

 

Э. Кузнецов

 

журнал "Творчество" № 11 1981 г.

 

На аватаре: Валентин Иванович Ку́рдов (1905 — 1989) — советский художник, плакатист, иллюстратор детской книги, мемуарист.

 

В.И. Курдов Плакат
В.И. Курдов Плакат

 

 

Иллюстрация к повести Киплинга «Рикки Тики Тави»
Иллюстрация к повести Киплинга «Рикки Тики Тави»

 

 

Иллюстрация к «Лесной газете» В. Бианки
Иллюстрация к «Лесной газете» В. Бианки

 

 

Иллюстрация к «Лесной газете» В. Бианки
Иллюстрация к «Лесной газете» В. Бианки

 

 

Иллюстрация к книге В. Скотта «Айвенго»
Иллюстрация к книге В. Скотта «Айвенго»

 

 

Иллюстрация к сказке Р. Киплинга «Откуда взялись броненосцы»
Иллюстрация к сказке Р. Киплинга «Откуда взялись броненосцы»

 

 

В. Курдов «Второй отъезд Лемминкяйнена Из иллюстраций к «Калевале» 1971- 1979. Карандаш, акварель
В. Курдов «Второй отъезд Лемминкяйнена Из иллюстраций к «Калевале» 1971- 1979. Карандаш, акварель

 

 

В. Курдов «Похищение Кюллики» Из иллюстраций к «Калевале» 1971 - 1979. Карандаш, акварель
В. Курдов «Похищение Кюллики» Из иллюстраций к «Калевале» 1971 - 1979. Карандаш, акварель